Библиотека

МЕНЮ

• Введение
• Экономика усадеб
• Владельцы имений
• Служащие контор
• Рабочие имений
• Садово-парковые зоны
• Мемориальные зоны
• Архитектура усадеб

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ НЕКВАЛИФИЦИРОВАННЫХ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫХ РАБОТНИКОВ

По числу сельскохозяйственных рабочих в конце XIX века Тамбовская губерния не уступала губерниям центрального Черноземья, а некоторые существенно обходила. В ходе проведения первой всеобщей переписи населения Российской империи работниками по найму в Воронежской губернии назвали себя 54,6 тыс. человек или 8,8% населения, в Курской 77,6 тыс. человек или 11,3% жителей губернии. Тамбовкой губернии численность сельскохозяйственного пролетариата оценивалась в 10%.

Количественно, тамбовские сельскохозяйственные труженики доминировали среди остальных категорий рабочих, особенно промышленных. На начало ХХ века в фабрично-заводских производствах края трудилось около 22 тысяч человек [165]. Это отражало аграрную ориентацию губернии и большее развитие капиталистических отношений в структуре местного сельского хозяйства.

В современных исследованиях существует известная путаница в номенклатуре сельскохозяйственных работников. В условиях быстрого развития капиталистических отношений стихийно формировались и формы труда в сельском хозяйстве.

Дореволюционные историки-экономисты определяли различия в видах работников через условия денежного найма. В структуре сельскохозяйственного пролетариата выделялись издельные и сроковые рабочие, которые в свою очередь подразделялись на более мелкие группы и категории.

Издельный найм – традиционная форма трудовых отношений между работником и владельцем. Издельный работник получал деньги за выполнения строго определенного задания. Они нанимались для полной обработки земли (от вспашки до уборки и перевозки урожая), строительных работ, других обязанностей. Труд издельщика мог быть как результатом задолженности перед владельцем, так и так и свободного («вольного») найма. В условиях частых долгов крестьянина перед помещиком, издольщики преимущественно отрабатывали ранее взятые у них деньги. Такой работник договаривался заблаговременно с владельцем, получал от него задания. В случае свободного найма, выдавал наемщику залог, остальная сумма выплачивалась после погашения работ.

Сроковые работники имений различались по видам: полетчики (зарплата по истечению летних месяцев), недельщики (плата по истечению недели), поденщики (ежедневная оплата). Поденщики, выполняли неквалифицированную работу преимущественно в области полеводства. При этом оплачивался именно проработанный день, независимо от объема и качества выполненного. Этот вид рабочих приходил в имение «иногда на хозяйских харчах, иногда на собственных».

Основным фактором, побуждающим сроковым рабочим искать занятости на стороне на протяжении всего пореформенного времени оставались «малоземелье, недород и прирост рабочих рук и разорение хозяйств» [166].

Внутри категорий срокового найма существовали свои стандарты оплаты труда. Если вознаграждение полетчикам отличалась своим постоянством, то компенсации поденщикам была подвержена значительным колебаниям. В зависимости от природных изменений, перемен в конъюнктуре менялась и цена на труд работника. В конце XIX века на территории Центрального Черноземья полетчики получали от 6 до 10-12 рублей в летний месяц и от 5 до 8-9 рублей в зимний. Вознаграждение поденных оценивалось от 20 до 75 копеек в день.

Особенно сильно на вознаграждении поденщиков отражались колебания стоимости хлеба. Ф. Ф. Воронов вычислил, что для России за время 1872-81 гг. при повышении цены хлеба в 0,4 раза зарплата сельских рабочих поднялась на 10% [167].

Другим важным фактором перемен в системе оплаты труда было «усиливающееся предложение рабочих рук», обыкновенно сопровождавшее недороды. Это явление в Центральном Черноземье наблюдалось в 1881 г., 1891-1892 и 1902-1903 гг. Так, в Воронежской губ. после неурожайного 1891 года поденная плата рабочим при уборке хлеба понизилась на 44,5-51,1%.

Не последнюю роль в оценке труда сезонных рабочих играли возраст, работоспособность и круг обязанностей, которые несли работники в владельческом имении.

Также как и в случае издельщиков наем сроковых работников был связан с процедурой возвращения долга. Подобные операции имели чрезвычайно сильное распространение в российском сельском хозяйстве. Они расценивались, в первую очередь, как надежный и недорогой способ заполучения труда. Большую часть крестьян, которая соглашались работать на владельца, составляли обедневшие общинники, которым в период усиленного требования податей, были срочно необходимы деньги. Их выплаты приходились, обычно, на зимние месяцы. И многие, не имевшие возможности в полной мере расплатиться по долгам, шли за помощью в экономию. Эти «зимние нужды крестьян неизбежно заставляли их делать долги перед помещиком, потом возвращать их работой».

Зимний найм на летние работы был связан с получением задатка «в размере большей половины и даже всей стоимости запродаваемого труда». При этом условии «можно было вынуждать нанимающихся зимой крестьян соглашаться на самую низкую оценку разных полевых работ». Однако в условиях бескрайней несостоятельности должников, часть владельцев не спешила обдирать их до нитки. Обедневшие крестьяне повышали социальную напряженность в районах имений, что заставляло помещиков более сдержанно относиться к экономии на заработных платах. Только благодаря этому, общинники «получали за летние работы в частных имениях довольно безобидную, а нередко и совсем удовлетворительную по местным условиям плату» [168].

Процедура найма наемных работников производилась по словесному соглашению. Единственным закрепляющим сделку актом являлся «магарыч за счет нанимателя». Соглашение скрепляемого росписями почти не практиковалось, так как рабочие «боялись подобного рода договоров и пойдут скорее на уступку в цене, чем на контакт» [169].

Для разных категорий работников использовался разный способ найма. Женщины всегда нанимались поденно и часто переходили от одного помещика к другому. В них всегда ощущался большой недостаток, особенно в «стряпухах, которые редко где выживают более 2-х месяцев, а то и вовсе не идут».

С открытием полевого сезона помещик был заинтересован в законтрактировании плугарей. Наиболее удобной формой здесь был сдельный найм. Поденная форма оплаты за труд не практиковалась, так как сельскому хозяину выгодно было закрепление рабочих до исполнения задания, да и сами работники, «неохотно шли в поденщики». Почти всякий плугарь «старался побольше выгнать». Он «вставал еще затемно, бросал также пока не стемнело, и в этих случаях хозяину приходилось не понукать рабочих, а сдерживать, иначе они могли «переморить скотину» [170].

С открытием покоса структура временных рабочих в имении менялась. Здесь преобладали уже поденщики. Покос всегда оставался самой горячей порой, когда «приходится рвать час у Бога», причем цены на рабочие руки по мере приближения конца косовицы ощутимо росли [171]. Наконец в период уборки хлебов основной формой найма снова становилась сдельная [172].

Большая часть наемных работников приходила к помещику из близлежащих населенных пунктов. Наличие в Центральном Черноземье пришлых сезонников со стороны – относительно редкое явление. Нездешних крестьян-отходников могли заинтересовать здесь только особо крупные имения, для которых требовалось большое число работников. В целом же территория Черноземья всегда являлся донором рабочей силы. «Рабочие Тамбовских уездов отправлялись в южные губернии и в землю Войска Донского на все лето. С окончанием весенних полевых работ «уходили селами; оставались старики и старухи с малыми ребятами».

Земетчинского хозяйство Долгоруких в Тамбовской губернии каждый летний сезон привлекало к себе тысячи окрестных крестьян. Отсутствие по близости крупных промышленных предприятий, значительная населенность местности и наличие почти круглый год всевозможных работ в имении ставило местных отходников в благоприятные условия. Все крестьяне шли к помещику «охотно и особенного недостатка в труде не ощущалось» [173] .

Найм сельскохозяйственных работников в других имениях традиционно производился на общих базарах и ярмарках. Во второй половине XIX века, в связи с развитием в Черноземье сети железных дорог рынки найма стали концентрироваться вблизи станций. Там располагалась основная масса работников. Лишь «сравнительное незначительное их количество старалось проникнуться вглубь местности, рассчитывая на более выгодные цены» [174]. Нанимались рабочие как отдельно, так и целыми партиями [175].

Скитания отходников в погоне за заработком превращались, по мнению П. Червинского, в «истинную летопись разнообразных лишений». «Истративши на дорогу и на странствия по рыкам и экономиям все свои скудные средства, иногда «прохарчив» даже часть своей одежды, голодные рабочие толпами скопляются в населенных центрах, на больших станциях железных дорог, представляя из себя горючий материал, способный воспламениться для всякого насилия и воспламенявшийся уже неоднократно до необходимости прекращения буйства военною силою».

Основными факторами движения рабочих к рынкам найма являлся «укоренившаяся уверенность в том, что неурожайные годы должны чередоваться годами обильных урожаев», и что в имениях работников ждут «баснословные заработки». Не было никаких организованных агентств, ни справочных учреждений, ни даже пристанищ для крестьян, добравшихся до рынков. Все рабочие рынки находились в совершенно «первобытном состоянии и лишены были всяких хоть сколько-нибудь соответствующих делу приспособлений». Во многих местах отходникам приходилось «располагаться под открытым небом, при грязных площадях, и валяться на базарах между лавками. Редко где имелись навесы для защиты рабочих, от жары, непогоды и холода, особенно сильного в осенние дни. В некоторых местах частные лица все же устраивали какие-то времянки, но за ночлег в них (иногда на земле, рядом с домашними животными) берут с человека по 2-3 копейки [176].

На найм и поведение работников оказывала свое влияние и хозяйственная конъюнктура. При хорошем урожае создавался некоторый дефицит рабочих, в результате чего их заработная плата многократно возрастала. По свидетельствам земских корреспондентов, если «отходники явились в недостаточном числе, цены на труд во время уборки доходили до пяти рублей в сутки». Такое ни с чем несообразное повышение зарплаты вносило «смуту в население России: пастухи, конюхи, кухарки и разные другие дворовые рабочие бросали свои занятия и бегли в хозяйства владельческие».

В селе Бутурлиновке Бобровского уезда Воронежской губернии, где представления не имели о внезапном повышении и понижении цен на труд, «о бешеной скачке их на пространстве одного и того же дня», происходили такие явления, которые были более «свойственны миру отчаянного биржевого ажиотажа». В один из дней «пара косцов нанималась за 4 рубля 50 коп. Через несколько часов цена возросла до 10 руб. за пару, а после 12 час. пополудни были предложения рабочим уже в 12 руб. одной паре за десятину; но и при таких условиях достаточного числа рабочих не на¬ходилось». Один землевладелец, хозяйничавший многие годы в родовом своем имении, «видя свое ужасное положение, из которого можно было найти выход единственно тройными против нормальных и добросовестных цен за уборку хлеба платежами», – там же «на поле сельского труда умер от разрыва сердца» [177].

Одним из ключевых факторов, оказывавших значительную роль на разные стороны социальной жизни рабочего, в том числе и на его социальную память, являлось отношение власти и подчинения, определяющихся целым комплексом разнообразных мер вознаграждения, поощрения и принуждения.

В первые послереформенные годы между помещиками-владельцами складывались патерналистские отношения. «Сельскохозяйственные промыслы по найму, – отмечалось в статистических описаниях, –сравнительно редко выходили из пределов обычных традиций, главным двигателем которых являлся обычай, одинаково обязательный и для рабочего, и для хозяина».

Современники отмечали принципиальную жесткость, а иногда и несправедливость законодательства к наемным работникам. Острой критике подвергалась особая система наказаний сельскохозяйственных рабочих. Следуя закону 1883 года, «рабочий обязан был повиноваться нанимателю и исполнять беспрекословно все его требования...» [178]. «Рабочий должен охранять хозяина при угрожающей для него опасности, ... вести себя благопристойно трезво и почтительно к хозяину, его домашним и лицам» [179]. «Рабочий не вправе был отлучаться без дозволения хозяина и принимать на себя без его согласия чужую работу» и «должен обходиться бережно с хозяйским скотом и орудиями» [180] . В случае неявки или самовольного ухода рабочего, а также за каждое не соблюдение перечисленных условий, наниматель имел полное право обратиться в полицию. По мнению советского историка Дубровского, такая система является не приемлемой для нормальной трудовой деятельности, и лишний раз свидетельствует об «угнетенном положении российского рабочего до Революции» [181].

Совсем другие формулировки можно найти в законе относительно помещиков. Они подвергаются уголовной ответственности только «за расплату с рабочими взамен денег товаром или купонами». Законодательством не запрещалась грубость в отношении подчиненного. «Жестокость понятие слишком растяжимое, чтобы определить для него известную мерку», – считали помещики. Не требовали от владельца и исполнения своих самых существенных обязанностей. Помещик был вправе отказать рабочему «ранее срока за его грубость или плохое выполнение задания».

Особая сторона требований к отходнику – наружное почтение к нанимателю. «В силу ли воспоминаний о крепостном праве, или в силу барских инстинктов, – отмечал Е. Максимов, – но только помещик, хотел, чтобы рабочий за несколько саженей до него ломал шапку, почтительно кланялся и даже говорил о своем хозяине как о благодетеле». Такой хозяин всегда «желал, чтобы работник находился постоянно в трепете от угрожающего ему „рубля и дубья"». Без этих условий «дисциплина среди рабочих и себя самого находилась в опасности» [182].

Любопытный бланк договора между помещиком и своим рабочим приводит газета «Южный край». После перечисления обязанностей крестьянина, договор точно устанавливает порядок личных отношений рабочих к помещику. При встрече с барином, его женою и детьми, рабочий «обязан за двадцать шагов отойти в сторону и стоять без шапки, вытянувшись в струнку до тех пор, пока господа не пройдут мимо, и величать господ, не исключая и грудных детей их, разрешается не иначе как «боярин»». «Проходя мимо барского дома, хотя в окнах никого и не видно, рабочий все-таки обязан снять шапку; надеть ее дозволяется не ранее, как пройдя шагов 20-30». Несоблюдение всех этих и других проявлений «холопской покорности» (буквальное выражение) влечет за собою денежный штраф и арест по распоряжение «боярина».

Если добавить к условиям жизни работников в имениях еще и плохое обращение «дурную пищу, убийственные помещения или даже их полное отсутствие», а также «употребление сельскохозяйственных машин без всяких предохранительных приспособлений», то можно представить масштаб той злости, которую выплеснули крестьяне на помещиков в революции 1905 года.

Однако, ужасающие условия труда в большинстве экономий виделись современникам чем то обычным и «по-видимому, нисколько не оскорбляли общественную совесть». По крайней мере, раздающиеся жалобы крестьян на землевладельцев совершенно заглушались «отчаянными воплями по поводу грубости, лени, и распущенности» самих рабочих.

В сущности, речи помещиков о том, что «работники – лентяи и пьяницы, и нечестны по отношению к условиям договора, что они уходят нередко с работы в самую дорогую для хозяина пору, иногда далее не отработав забранных вперед денег», стали раздаваться с первых же дней после освобождения крестьян. Землевладельцы Шацкого уезда жаловались земским корреспондентам на то, что «неисполнение договоров и крайне недобросовестное исполнение работ практикуется повсеместно, вследствие гражданской безответственности крестьян». По их мнению, «можно бы было улучшить хозяйство и возвысить доходность земли почти вдвое, если бы этого явления не было». Претензии крестьян предпочитали не слышать.

Между тем, несоблюдение условий найма со стороны работодателя было явлением чрезвычайной частым. Нарушения со стороны владельцев происходили из-за хозяйственных проблем или стремления сэкономить на рабочей силе. Не менее важными причинами являлись падение кривой цены, наплыва рабочих, малая работоспособность наемников.

Для регулирования трудовых отношений с помещиком в 1863 году стали вводить рабочие книжки. Их цель состояла в облегчении, как заключения договоров, так и разбирательства по их нарушению. Однако, рабочие не могли в полной мере воспользоваться книжками. Законодательством не требовалось от владельца их обязательное применение, чем помещики и пользовались.

Судя по отзывам, наиболее популярной формой нарушения условий труда крестьянами являлось несоблюдение режима работ. Законтрактованные еще зимой общинники «большею частью забирали вперед деньги и шли к другому владельцу». У мировых судей скапливалось большое количество жалоб помещиков на нерадивых крестьян. Но это ни к чему не вело. В большинстве случаев «забранных денег взыскать было не с кого».

Невразумительная работа крестьянства на полях заставляла владельцев вносить изменения в систему найма. Сельские хозяева, желавшие «так или иначе застраховать себя от ухода рабочих в момент горячей поры, когда цены растут» брали рабочих на все лето со сдельной системой оплаты и без больших задатков [183]. Так, в Кирсановском уезде «издельно велось большинство хозяйств». Крестьянину сдавалась земля под обработку от 15-16 рублей с десятины, и в счет этой суммы они должны были «обработать одну или две десятины, по стоимости: яровое – до 3 рублей, озимое – до 4 рублей 50 копеек, а остальные деньги (до 15-16 рублей) он уплачивает после созревания этой десятины и раньше ее уборки». Наиболее крупные и состоятельные землевладельцы практически полностью отказались от зимней наемки крестьян и «убирали свои хлеба своими рабочими, или выговаривают работу при сдаче земли крестьянам, или отдают пополам, или же нанимают при самом начале полевых работ».

Часть владельцев, которым финансовые возможности не позволяли нанять издельных рабочих, продолжали использовать зимою наемку сроковых крестьян, однако «только исправных крестьян, известных своею честностью». Часто практиковалась и недельная наемка – «от 1 рубля до 1 рубля 20 копеек в неделю, на хозяйских харчах».

Низкая дисциплина местных работников стала причиной даже присутствия в номенклатуре профессий имений должности надсмотрщика, компетентного в нормировании процесса сельскохозяйственного производства.

Частое нарушение договоров землевладельцев и крестьян нисколько не удивительно. «Работники часто физически не могли выполнить тот объем работ, который поручал им помещик. Им часто приходится пахать чужую землю в то время, когда своя, по меткому выражению современников, «аж кричит», убирать хлеб на чужой ниве, когда «свой осыпается, идти на чужую работу, когда семья без куска хлеба». Только незавидное положение заставляло в таких случаях крестьянина браться за невыгодные для него сдельные работы на невозможных условиях. Таким образом, поводы к жалобам скорее имели скорее крестьяне, чем помещики. Экономические преимущества последних были настолько значительны, что делали для них излишними всякие юридические гарантии исполнения работниками своих обязательств.

Из статистических описаний становится понятна еще одна интересная деталь. В сельском быту договоры чаще всего нарушались не местными крестьянами, обрабатывающими соседние поля подесятинно, а батраками из более отдаленных сел, которые «нанимаются на целый год или на все лето и во время уборки часто стремятся убежать в родную деревню». Соседний крестьянин, живущий рядом с домом, не выполнял договора только по «совершенной невозможности его выполнить», «потому что он всегда под боком», всегда «в известной зависимости от сравнительно богатого землевладельца».

Законодательное регулирование явилось важным основанием для изживания традиционных отношений между хозяином и рабочим. «Старые обычаи, – говорит Ф. А. Щербина, – стали ломаться, новые требования пошли в разрез с патриархальным складом народной жизни». Значение этого общего факта отражалось также и на формальных отношениях помещиков к батракам. К концу XIX века словесные договоры с каждым годом все больше и больше начинали уступать место письменным условиям [184].

Бесконфликтность в трудовых практиках между наемными рабочими и владельцами гарантировала стабильность производства. Развитие данной модели шло по линии развития личных связей и отражало экономическую заинтересованность труда и капитала друг в друге. Недаром наиболее крупные и эффективные экономии в тревожные годы Первой русской революции не были разгромлены, а напротив, сохранены крестьянами, требовавшими с их владельцев повышения заработной платы. Интересный эпизод произошел в крупной экономии Орлова-Давыдова в Тамбовской губернии. Несмотря на открытое противодействие крестьян в соседних с имением населенных пунктах, основные требования жителей села Шульгино (главного источника рабочей силы для владельца), сводились к повышению платы за труд. Передел экономической земли не интересовал крестьян. Попытки помещика нанять более сговорчивых сторонних рабочих, шульгинцы пресекли оригинальным способом: они «явились (в) поле, избили косарей, вязальщиц»; «проломили голову одному, переломили руку – другому». Для предотвращения донесения «по дорогам поставили караул».

Некоторые другие помещики, хотя «и относились к батраку, как к рабочей силе и только», но «унижениям их не подвергали и даже имели с ним общий стол». Каких-то, живущих в имении работников владельцы вообще считали за членов семьи.

Однако отдельные прогрессивные инициативы помещиков вряд ли можно считать естественными на том этапе индустриализации страны и в условиях проводимой государством экономической политики. Отсутствие рабочего законодательства и правовых норм, регулирующих условия труда, зачастую становились преградой на пути реального улучшения положения рабочих.

Поэтому условия жизни большинства сельскохозяйственных работников в начале ХХ века кажутся неприемлемыми с точки зрения современных стандартов. Многие работники жили в бараках так называемого облегченного типа. Они спали на нарах, иногда в два яруса. Некоторые фабриканты не стеснялись использовать под жильё и производственные помещения. Отдельные комнаты были доступны только семьям высококвалифицированных рабочих, обычно же в комнате проживало по 2-3 семьи. В таких комнатах каждая семья имела возможность поставить лишь одну кровать, на которой ютились все члены семьи.

Характеризуя инициативы отдельных помещиков по улучшению условий труда и быта рабочих, нельзя не упомянуть об еще одном аспекте жизни обычного работника начала ХХ века. Практики труда наемных рабочих в начале ХХ века протекали в условиях отсутствия нормального медицинского обслуживания.

Ситуация в системе здравоохранения находилась под контролем властей, однако реальным фактом было ее фактическая недоступность для работников. В таких условиях медицинское обслуживание на территории имений являлась личной инициативой самих помещиков. Причем даже желание отдельных владельцев не помогало в организации медицинской части. К примеру, довольно долго на территории крупнейшего имения Тамбовской губернии – Ново-Покровской экономии в Тамбовском уезде не было собственной врачебной части, что создавало очевидные проблемы для лечения рабочих и служащих имения. Все попытки ее создания наталкивались на отсутствие в районе расположения экономии элементарных медицинских кадров. Открывшаяся в последующем больница имела все необходимое для текущего наблюдения и лечения работников.

В другом имении крупного владельца Тамбовской губернии – Карай-Салтыковской экономии рода Петрово-Соловово больница представляла собой довольно красивый и хорошо спланированный ансамбль лечебных и хозяйственных построек. На втором этаже главного корпуса размещались палаты и операционная. На первом этаже располагались родильные отделения, амбулатория, аптека и зал ожиданий. Рядом находился еще один корпус, верх которого отводился под инфекционное отделение, а низ был занят прачечной, сушилкой, хозяйственным складом и моргом. Неподалеку – два жилых дома для врачей. Все постройки были оборудованы единой системой водопровода и канализации.

Важно отметить, что больницы при имениях были важной частью социальной политики владельца по отношению к своим работникам. В Земетчинском имении Долгоруких в больнице лечение и отпуск лекарств для них служащих и рабочих производился совершенно бесплатно. Помещик тратил на больницу 9-10 тыс. рублей ежегодно.

Помимо организации достойных условий для жизнедеятельности работников, важным аспектом социальной политики владельцев являлось повышение общего уровня образования наемных работников. Свои идеи помещики проводили не на словах, а на деле. Во многих владениях приглашались лекторы для бесед на различные темы, работала бесплатная библиотека, звучала оркестровая музыка «Для промышленности, – говорил крупный предприниматель Коновалов, – как воздух законность, широкое просвещение в стране...». Кроме развития самого производства, он много внимания уделял бытовым нуждам своим рабочих, построив для них семь благоустроенных по тому времени общежитий.

Заботливое отношение к рабочим имело тот результат, что на фабриках «Товарищества» в начале XX века не было серьезных забастовок и выступлений. Коновалов поощрял деятельность своих работников и регулярно повышал расценки, чем вызывал серьезное возмущение владельцев соседних фабрик. Своим соседям-фабрикантам Коновалов отвечал: «Мнение моих рабочих для меня гораздо важнее, чем мнение какого-нибудь Кокорева или Разоренова».

Бесконфликтные деловые отношения владельца имения и нанимаемых им наемных рабочих становились возможными вследствие сложившейся на предприятиях особой для России того времени культуры производства и жизнедеятельности. Развитие данной модели шло по линии развития личных связей и отражало экономическую заинтересованность труда и капитала друг в друге. Недаром наиболее крупные и эффективные экономии в тревожные годы Первой русской революции не были разгромлены, а напротив, сохранены крестьянами, требовавшими с их владельцев повышения заработной платы.

Приведенные примеры убедительно показывают, что в мотивах деятельности некоторых крупных помещиков Тамбовской губернии, помимо стремления получения прибыли, присутствуют элементы рационального отношения к природным ресурсам, понимания значения улучшения жизни и быта своих рабочих для развития производств. Результаты их деятельности оказывали существенное значение на локальные социальные процессы, формировали новое отношение к труду, стиль жизни работников по найму.

ПРИМЕЧАНИЯ

165. Список фабрик и заводов Российской Империи/ под редакцией Варзара В. Е. – Санкт-Петербург: Типография Киршбаума (отделение), 1912.

166. Полферов, Я. Я. Сельскохозяйственные рабочие руки : (Стат.-экон. очерк). - Санкт-Петербург : Ред. период. изд. М-ва фин.: "Вестн. финансов" и "Торг.-пром. газ.", 1913. – С. 29.

167. Вестник Европы. – 1883. – № 1.

168. Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. В 24 т. Т. 19. Частное землевладение Тамбовского уезда. – Тамбов : Изд. Тамбовского губернского земства, 1894. – С. 93.

169. Полферов, Я. Я. Сельскохозяйственные рабочие руки : (Стат.-экон. очерк). - Санкт-Петербург : Ред. период. изд. М-ва фин.: "Вестн. финансов" и "Торг.-пром. газ.", 1913. – С. 23.

170. Полферов, Я. Я. Сельскохозяйственные рабочие руки : (Стат.-экон. очерк). - Санкт-Петербург : Ред. период. изд. М-ва фин.: "Вестн. финансов" и "Торг.-пром. газ.", 1913. – С . 19.

171. Полферов, Я. Я. Сельскохозяйственные рабочие руки : (Стат.-экон. очерк). - Санкт-Петербург : Ред. период. изд. М-ва фин.: "Вестн. финансов" и "Торг.-пром. газ.", 1913. – С. 20.

172. Полферов, Я. Я. Сельскохозяйственные рабочие руки : (Стат.-экон. очерк). - Санкт-Петербург : Ред. период. изд. М-ва фин.: "Вестн. финансов" и "Торг.-пром. газ.", 1913. – С. 21.

173. Воронков. А.И. Краткое описание Земетчинского вотчинного имения ее сиятельства княгини О.П. Долгорукой. К экспонатам на Моршанской сельскохозяйственной выставке 1911г. – Моршанск : Типолитография В.И. Холуянова, 1911.

174. Полферов, Я. Я. Сельскохозяйственные рабочие руки : (Стат.-экон. очерк). - Санкт-Петербург : Ред. период. изд. М-ва фин.: "Вестн. финансов" и "Торг.-пром. газ.", 1913. – С. 12.

175. Полферов, Я. Я. Сельскохозяйственные рабочие руки : (Стат.-экон. очерк). - Санкт-Петербург : Ред. период. изд. М-ва фин.: "Вестн. финансов" и "Торг.-пром. газ.", 1913. – С. 22.

176. Наемные сельскохозяйственные рабочие в жизни и в законодательстве. Общественно-юридические очерки / Варб Е. – Москва: Маг. «Кн. Дело», 1899. – С. 18.

177. Наемные сельскохозяйственные рабочие в жизни и в законодательстве. Общественно-юридические очерки / Варб Е. – Москва: Маг. «Кн. Дело», 1899. – С. 16.

178. Свод законов. – Санкт-Петербург:[б.и.], 1902. – Т. XII. – Ч. 2. – С. 35-39.

179. Свод законов. – Санкт-Петербург:[б.и.], 1902. – Т. XII. – Ч. 2. – С. 35-39.

180. Свод законов. – Санкт-Петербург:[б.и.], 1902. – Т. XII. – Ч. 2. – С. 35-39.

181. Дубровский, С. М. Сельское хозяйство и крестьянство России в период империализма. – Москва: Наука, 1975. – С. 334–340.

182. Максимов Е.Земство в вопросах экономического законодательства // Рус. Мысль. – 1887. – № 2. – С. 156.

183. Полферов, Я. Я. Сельскохозяйственные рабочие руки : (Стат.-экон. очерк) . – Санкт-Петербург : Ред. период. изд. М-ва фин.: «Вестн. Финансов» и «Торг.-пром. газ.», 1913. – С. 23.

184. Наемные сельскохозяйственные рабочие в жизни и в законодательстве. Общественно-юридические очерки / Варб Е. – Москва: Маг. «Кн. Дело», 1899. – С. 10.