Библиотека

МЕНЮ

• Введение
• Экономика усадеб
• Владельцы имений
• Служащие контор
• Рабочие имений
• Садово-парковые зоны
• Мемориальные зоны
• Архитектура усадеб

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПРИРОДА ПОМЕЩИЧЬЕГО ХОЗЯЙСТВА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX-НАЧАЛЕ ХХ ВЕКА

К середине XIX века сельская дворянская усадьба являлась наиболее распространенным типом поселения российского дворянства, родным домом для многих из его представителей. Высшее сословие могло обитать в просторных столичных квартирах, пользоваться преимуществами городской среды, однако чрезвычайно важным являлось иметь именно сельские «резиденции». Крупные дворянские гнезда выступали территориальными административными, социокультурными и экономическими центрами провинциальной жизни.

Реформа 1861 года привела часть поместных дворян в замешательство. Вековые традиции сельского усадебного быта были разрушены. Открывался новый для помещиков этап исторического развития.

Экономическая характеристика пореформенного развития дворянства кроется в неготовности большинства его представителей к активной хозяйственной жизни и переменам к экономике поместий. Отмена крепостного права свела на нет основное преимущество крепостного землевладения – использования подневольного труда как основы производственного механизма и жизнеспособности дворянского владения. В момент подготовки реформы многие дворяне не рассчитывали на ее реальное осуществление, вмешивались и тормозили подготовку реформы. Да и явных признаков кризиса старой системы не было. По мнению Б. Н. Миронова, к середине XIX века крепостничество еще не исчерпало всех экономических возможностей, а институт принуждения не находился в состояния явного внутреннего разложения [4].

Быстро проведенная реформа изменила повседневную жизнь владельцев имения, ставя задачи чисто экономического плана. Быть рентабельным в то время означало внедрение капиталистических норм организации хозяйства с переходом на вольнонаемный труд, ориентацией на капиталистический рынок. Возникла проблема перестройки отношений с бывшими крепостными, а теперь свободным крестьянством, которому ко всему прочему владельцы должны были передать усадебную оседлость и надел земли в собственность.

Трансформация дореформенных вотчин в капиталистические имения проходила медленно. По сути, законы 19 февраля 1861 г. стали всего лишь юридическим актом, запускавшим процесс исчезновения крепостного права, но не отменяющего социально-экономического института крепостничества. Даже в начале ХХ века социально-экономическая природа помещичьего хозяйства допускала некоторый регресс производства, некапиталистические формы найма.

Главной особенностью помещичьего землевладения на протяжении всего пореформенного времени остался его придворянский характер. Достаточно сказать, что даже в 1906 году изрядно оскудевшее высшее сословие все еще держало в своих руках 43,5% земельного фонда Европейской части России [5], существенно обгоняя по концентрации земли и крестьянство (30,4%), и купечество (18%).

Диаграмма 1. Распределение частновладельческих земель семи губерний России по способам приобретения [6]

Изучение процесса мобилизации дворянской земли показывает, что данное явление имело сложный и противоречивый характер. Ключевой тенденцией в формировании земельного рынка в пореформенное время является увеличение доли купленных земель. Исследование А. М. Анфимова убедительно показывает устойчивую тенденцию перехода частной собственности от сословности к бессословности (Диаграмма 1).

Количество купленной земли за 4 года увеличилось, и ее доля возросла с 11% до 20,8% [7]. Таким образом, земельный рынок России и в начале ХХ века переживал сокращение наследственных и увеличение доли приобретенных земель.

Безусловно, процесс перехода земель из одних рук в другие протекал в разной динамике по времени и по регионам. В то время как в Центральном Черноземье мобилизация земельной собственности прогрессивно возрастала на протяжении всего пореформенного периода, в Центральном Промышленном регионе быстрый рост прерывался падением 1891-1900 гг., что скорее всего связано с несопоставимой ценностью земли в двух регионах. Таблица 2.

Таблица 2. Мобилизация поземельной собственности в Центрально-Промышленном и Центрально-Черноземном регионе в 1863-1910 гг.

В абсолютных цифрах земельных потерь, больше всего к началу ХХ века оскудело дворянство. В 1914 в губерниях Центрального Черноземья за высшим сословием осталась только одна треть всех площадей, которыми оно владело в первые годы после реформы. Большую часть собственности черноземные помещики продавали крестьянской общине, тем самым выводя ее из категории частной. Это позволяло дворянству, как и прежде, доминировать в общей структуре владельческой собственности региона (60-70 % от общей площади) [8].

Потери дворянства на аграрном рынке были бы еще ощутимей, если бы в первые два десятилетия поле реформы дворянство не только явилось крупнейшим продавцом, но и крупнейшим покупателем земли. По подсчетам Беккера дворяне Европейской части России почти до самого конца ХIХ в. являлись лидерами по объемам земельных приобретений. По масштабам скупленных на рынке площадей им не было равных почти 40 лет (с 1863 по 1897 г.), на втором месте были купцы и крестьяне. В период 1898-1905 гг. крупнейшими покупателями становятся крестьяне; дворяне переходят на второе место. В 1906-1909 гг. на рынке в качестве крупного скупщика сельскохозяйственных земель впервые появился Крестьянский поземельный банк (включенный в графу «юридические лица»), который скупаемые им земли затем перепродавал крестьянам [9].

Указанные процессы не остались не замеченными в публикациях современников: «…Если принять во внимание, что дворянство и при продажах, и при покупках выступает на земельном рынке в качестве крупного торговца, тогда как другие сословия – более мелкого, то станет ясным, что “оскудение” коснулось далеко не всей массы дворянства, что значительная доля дворянской земельной собственности, продаваемой одной частью дворян-владельцев, переходит в руки других экономических групп того же дворянства, а в качестве исключительного продавца являются лишь экономически слабые группы дворянства» [10].

Приведенные материалы позволяют усомниться в том, что дворяне являлись жертвами собственной неспособности конкурировать с «неблагородным» населением. Специфика мобилизации дворянского землевладения говорит скорее о перераспределении собственности внутри сословия и не позволяет говорить о его полном разорении. Некоторые крестьяне, скупавшие землю у дворян, безусловно, были предпринимателями, типа купца Лопахина из «Вишневого сада». Однако подавляющее большинство общинников явно не имело ни малейшего понятия о том, как вести учет прибылей и убытков, и не помышляло о накоплении капитала ради расширения производства. Следуя традиции, они стремились всего лишь свести концы с концами путем увеличения скудных земельных наделов, полученных ими в ходе отмены крепостного права.

Для покупки необходимой им земельной площади крестьяне часто объединялись с соседями. В 1863-1902 гг. 70% чистого прироста крестьянских земель составили земли, которые были куплены нескольким представителями общин и товариществ, «которые, по сути дела, были теми же самыми обществами или частью обществ, нуждавшихся в дополнительной земле для совместного ведения хозяйства». Этот процент постоянно возрастал – от 45% в 1863-1872 гг. до 83% в 1893-1902 гг. [11].

Процесс сокращения дворянских земель шел параллельно с ростом цен на землю. В период 1854-1858 гг. средняя цена десятины сельской земли составляла 13 рублей. За первое десятилетие после освобождения крестьян цена резко поднялась и дошла в 1868-1872 гг. до 20 рублей за десятину, в 1893-1897 гг. стоимость десятины поднялась до 47 рублей. Дальнейшее повышение цен довело за следующее десятилетие цену десятины земли до более 93 рублей в 1903-1905 гг. В сорока четырех губерниях стоимость находившихся в собственности потомственного дворянства всех сельскохозяйственных угодий выросла с конца 1862 по конец 1905 г. на 282%, т.е. с 1,278 млрд до 4,879 млрд рублей. Эти цифры имеют громадное значение. Они показывают, что оскудев земельно, дворяне обогатились материально. Сохранившие свои имения, обнаружили, что, несмотря на сокращение площадей с 1905 г. на 18%, их совокупная рыночная стоимость выросла до 6939 млрд рублей [12].

За статистикой значительных земельных потерь дворянства стоят и другие малоизвестные процессы и явления. В частности, темп понижения доли земельных владений высшего сословия увеличивался в первые два десятилетия после реформы и уменьшался в третьем (1882-1892), после которого темпы мобилизации земли дворянства опять возрастали (Диаграмма 2). Замедление обезземеливания благородного сословия, по всей видимости, связано с попыткой ряда дворян закрепиться на земле и продолжить хозяйство на заемные деньги, благодаря открывшимся в 80-е годы возможностям. Если это так, то дворяне имели возможности и желание реагировать на изменения конъюнктуры и в выгодные моменты искали возможности для продолжения активной хозяйственной деятельности.

В целом, динамика дворянского землевладения в пореформенной России хотя и была связана с постепенным обезземеливанием, однако она не привела к полной потере высшим сословием влияния на земельном рынке. Дальнейшая характеристика этого вопроса покажет: дворянские имения проходили путь перестройки своего хозяйства, который отразится на экономическом облике и социокультурных характеристиках многих представителей благородного сословия.

Диаграмма 2. Динамика среднего уменьшения земель дворянского землевладения по десятилетиям

Объявление положения 19-го февраля 1861 года поставило дворянство в затруднительное положение. Современники отмечали, что реформа «одинаково близко коснувшаяся материального и нравственного уровня всех помещиков вообще, произвела на них впечатление чрезвычайно разнообразное», и в своих поисках «лучшего устройства будущего все дворянство разошлись по разным дорогам». «Многие стали убеждаться, что жить все-таки можно, если примириться с тем, что отныне мужиков нельзя наказывать и все может уладиться, если завести рациональное хозяйство» [13].

Успешность попыток адаптации к новым условиям серьезно коллерировала с размером хозяйства. Крупные помещики имели большие финансовые возможности для интенсификации производства, найма профессиональных и компетентных служащих, лоббирования своих интересов в сфере аграрного производства и торговли.

При этом отметим, что к отмене крепостного права крупные землевладельцы были готовы как никто другой. В крупных имениях еще до реформы практиковались капиталистические формы организации труда. Так в имениях крупнейшего собственника Поволжья Орлова-Давыдова еще в первой половине XIX века были успешно апробированы практики применения наемной рабочей силы. Владелец умело использовал технические новации для расширения производства. В результате Усолье – крупнейшая вотчина Орлова-Давыдова превратилась в развитое и доходное поместье, готовое к наступлению новой эпохи.

Наличие крупных экономий в структуре земельной собственности пореформенного времени – особенность помещичьего землевладения в России. В то время как средний размер одного российского имения равнялся 592 десятин, для латифундий в группе от 1000 десятин он составлял 3767 десятин. По сравнению с соседней Германией, также известной своими огромными хозяйствами, отечественные экономии были в 2,5 раза крупнее немецких [14].

Экономические возможности крупных помещиков, которые позволили быстро перестроить свои имения после 1861 года, закладывались исторически. Складывания латифундий обуславливались значительными земельными раздачами дворянству. «Площадь дворянского землевладения образовалась, как известно, пожалованием сперва поместий, затем вотчин, а потом и населенных имений, за верную и усердную службу государству. Наиболее важное значение имела эта мера, как средство объединения с государством и обрусевших наших окраин [15]. В результате были сформированы огромные земельные владения.

По подсчетам Л. П. Минарк, из 16 млн десятин земли, которыми в начале ХХ века владели 155 крупных земельных собственников России, три четверти (12,2 млн десятин) перешло к ним по наследству от крепостной эпохи. Так, Петровское имение семьи Гагариных (12 тыс. десятин) в Борисоглебском уезде Тамбовской губернии перешло к ним в руки в 1783 году из фонда «дикопоросших» казенных земель. При разделе вотчинных имений С. С. Гагарина между его сыновьями имение отошло Николаю, который впоследствии передал его своему сыну – Николаю Николаевичу Гагарину [16].

С прекращением феодальных раздач основным трендом в частном землевладении становится приобретение имений. В течение XV-XVIII вв. было куплено 1,8 млн десятин, в первой половине XIX в. – 2,4 млн десятин, во второй половине – 2,4 млн десятин. Как видим, основной прирост купленных площадей латифундиям был обеспечен еще до 1861 года, в то время как в пореформенное время латифундисты приобрели всего лишь 10 % своего земельного фонда [17].

Доминирование крупных имений являлось наиболее очевидным фактором аграрной эволюции России. Тот факт, что в руках крупных владельцев было сосредоточено множество достаточно удаленных друг от друга и значительных по размерам владений, ставил необходимость поиска новых форм администрирования собственности, организации социальной и экономической структуры своих экономий. Требовались, прежде всего, синхронность управления, оперативность выполнения инициатив владельца. Формирование таких механизмов повышало управляемость владений, обеспечивало нормальное функционирование отраслей экономий в условиях аграрного кризиса.

Если ресурсы крупных экономий позволяли им сохранить устойчивую динамику экономических показателей после отмены крепостного права, то для многих средних и особенно мелких имений реформа поставила ряд неразрешимых вопросов. В структуре аграрной экономики такие хозяйства обладали меньшими возможностями для адаптации к новым условиям.

Интенсивность процессоров межсословного и внутрисословного перераспределения земель была прямо пропорциональна размеру имения. Мобилизации подвергалось именно мелкое и среднее землевладение. В то время как средняя величина латифундиального землевладения была самой устойчивой, средний размер имений до 500 десятин неизменно уменьшался (Таблица 3) [18].

Таблица 3. Динамика изменений среднего размера имения дворян-помещиков на территории 44 губерний Европейской России (%)

В ходе пореформенной модернизации поместного дворянства мелкие помещики стали активными участниками на общесословном земельном рынке. Воронежские и курские мелкие помещики в 1893 г. заключили 630 сделок на продажу земли или 88,9% от общего числа сделок данного характера. Но продали по этим сделкам всего 25,4% всей земли, реализованной воронежскими и курскими дворянами. На покупку же мелкопоместные дворяне заключили 40,4% сделок подобного характера, проведенных дворянством, а купили 15,7% от всего приобретенного земельного фонда местным дворянством. Если сравнить количество проданной и купленной земли мелкопоместными владельцами, то они продали на 58,3% больше, чем приобрели. Этот показатель почти в два раза выше, чем у помещиков верхних страт.

Для современников разорение мелких помещиков – предмет пристального внимания и рефлексии. Большие опасения вызывало то, что они не имеют возможности остаться на плаву, и быстро деградируют. С нескрываемым удивлением масштабы разорения мелких помещиков описывал известный публицист Терпигорев. Проезжая «через большое село Всесвятское, сплошь состоявшее из мелкопоместных», он был поражен внешним видом «маленьких усадьбец с домиками и надворными строениями, крытыми соломой». Таких усадеб было чрезвычайно много, и «почти все одинаково маленькие, полуразвалившиеся, с заросшими садиками». Их владельцы «расхаживали у себя по двору в красных рубахах, совсем как кучера, или в широких грязных парусинных пальто, как старые повара, дворецкие отставные и прочие заштатные дворовые» [19].

Помимо экономических, реформа ставила перед всеми категориями дворянства задачи чисто психологического плана, ведь сохранить землю и сельскую прописку в новых условиях означало быть эффективным предпринимателем. Успешность предпринимательства зависела в свою очередь, «от гибкости и умения лавировать, от желания самих дворян» развиваться и тянуть на себе хозяйство [20].

В условиях аграрной депрессии количество вольных дворянских предпринимателей не могло не сокращаться. Экономисты того времени признавали, что «главный русский интеллигентский промысел – помещичье сельское хозяйство являло все признаки жалкого оскудения». Экономически правильное ведение хозяйства в имениях представлялось вообще исключением. «Половина помещичьей земли была, в сущности, оставлена своими хозяевами; она обрабатывалась с культурно-хозяйственной стороны нелепой краткосрочной арендой».

«Всякому теперь известно, – отмечали современники, – что, несмотря на то, что после освобождения крестьян помещикам были выданы сотни миллионов рублей из частных земельных банков, эти миллионы не удовлетворили тем настоятельным потребностям, для которых были учреждаемы частные банки, и поместное дворянство пришло в то тяжелое материальное положение, которое озабочивает ныне правительство» [21].

Признавая факт неудовлетворительной адаптации поместного дворянства к реалиям капитализма, отсутствия успехов в модернизации экономий, дворян призывали «уже всеми мерами заботиться, если не о расширении своей площади, то хотя бы об удержании в своих руках, чтобы сохранить за собою уцелевшие вековые преимущества и свое историческое положение в государстве» [22]. В качестве панацеи апологеты дворянского землевладения требовали от правительства прямой поддержки и субсидирования представителей дворянского сословия. Считалось, что если задача эффективной адаптации непосильна теперь самому дворянству, то государство просто обязано оказать помощь, ведь служивое сословие являлось опорой трона.

Часть интеллигенции вообще отказывало помещикам не просто в возможности, а в способности нормального ведения хозяйства. Резюмируя итого адаптации сословия к новым условиям, критики дворянства не спешили признавать локальные успехи ряда дворян в перестройке своих имений, считая эти достижения незначительными и из ряда вон выходящими. «Большинство же дворян в смысле государственном представляет кучку дегенератов, которые кроме своих личных интересов и удовлетворения своих похотей, – ничего не признают, а потому и направляют все свои усилия относительно получения тех или других милостей насчет народных денег, взыскиваемых с обедневшего русского народа для государственного блага, а не для личных интересов этих дворян-дегенератов» [23].

На динамику восприятия положения дворянства в России, безусловно, влияло тождество земли и сословия. Кризис дворянства ассоциировался с земельным оскудением, и чем больше земли было потеряно, тем сильнее говорили о кризисе.

Лишь некоторые критики сословия, рассуждая о причинах нехватки успешных имений в России, указывали на объективные сложности процесса развития собственного хозяйства. «Работали же и очень успешно дворяне в других хозяйственных областях? Что мешало им стать прибыльными владельцами теперь?» – вопрошал известный дореволюционный публицист и сам же давал ответ: «Тому что 40 лет мелкое и среднее сельское хозяйство было в России, в сущности, всегда убыточным, существовали безусловно чисто экономические причины. Непомерно низкие цены на хлеб, слагавшиеся нашим в подчиненным немецкой указке экспортом; исторически сложившаяся низкая техника среднего и мелкого, почти сплошь зернового хозяйства; крайне медленно поддающаяся усовершенствованию, примитивность покупательского рынка, лежавшая в общей низкой культуре страны; отсутствие коммерческих и иных сельскохозяйственных объединений – все это делало русский сельскохозяйственный промысел занятием тяжелым, неблагодарным и в большинстве разорительным». Сводить концы с концами в сельском хозяйстве могли или исключительно талантливые, всегда очень редкие, хозяева, или хозяйства типа «кулацкого», построенного на беспощадной, разнообразной эксплуатации крестьянства.

Тот же Чехов, анализируя свой личный опыт в сельском хозяйстве, писал Суворину в 1895 г.: «В имении трудом рук своих и в поте лица прокормиться можно только при одном условии: если будешь работать сам, как мужик, не взирая ни на звание, ни на пол».

Не видя для себя перспектив в предпринимательстве, дворянство быстро стало на альтернативный путь. В каждом помещичьем имении хозяйство велось по-разному, хотя формы землепользования, управления в определенные периоды могли совпадать. Обобщая и практики ведения хозяйства крупных имений, земские корреспонденты делили все обследованные имения на три группы, обобщая в них один из типов хозяйствования помещиков. В первую группу включались наиболее состоятельные имения, с экономической запашкой, не исключая при этом, что их владельцы получают небольшой доход по арендным статьям. Вторую группу объединяли имения, полностью отдаваемые их владельцами в руки одного или нескольких арендаторов. Имения третьей группы частично находились в владельческом, частично в арендном пользовании [24].

О способе ведения дел землевладельцами Тамбовской губернии можно судить по количеству лошадей, оказавшихся в их руках по конской переписи. Если из всего поголовья исключить непригодных для обработки земли животных, то оставшегося скота, (которого можно признать рабочим), оказывалось достаточным для обработки только двух третей дворянских земель, занятых посевом (752515 тыс. десятин). Остальная земля либо сдавалась в аренду, либо обрабатывалась крестьянским инвентарем. Отмечая это, земские корреспонденты констатировали, что разные по площади группы имений «уже давно не могут обойтись при обработке земли своим собственным скотом, который только отчасти употребляется на сельскохозяйственные работы, в остальных же случаях он просто используется для работ при усадьбе». Образовавшийся дефицит владельцы восполняли крестьянским инвентарем «издельно за отработки или за денежную плату».

Даже в латифундиях был заметен явный недостаток рабочего скота. «В 13-ти наиболее крупных имениях Борисоглебского уезда с общей площадью 59,421 десятин земские статистики насчитали всего 364 рабочих лошадей, 362 заводских и 1138 волов. В 7 крупных имениях на 5292 десятин приходилось 26 рабочих лошадей, 57 заводских.

Сильный и постоянно растущий спрос соседнего крестьянства на землю в помещичьих экономиях заставлял задуматься о сдаче земли в аренду. Абсолютному большинству помещиков было просто выгоднее отдавать землю крестьянам, чем вести собственно хозяйство, ведь последнее не гарантировало устойчивой прибыли. Закономерный итог данного явления – абсолютное большинство имений в России в разных формах практиковали арендные отношения с окрестным населением. Аренда практиковали как крупные, так и мелкие группы имений. По подсчетам Л. Минарик собственное хозяйство в поместьях ста пятидесяти пяти крупнейших землевладельцев России – с использованием своих орудий труда, скота и наемного труда – занимало менее четверти пахотной земли. На рубеже столетий наемные сельскохозяйственные рабочие, постоянные и временные, составляли только 10% от числа занятых в сельском хозяйстве [25].

Развитие аренды стимулировалось сильным различием в количестве, составе помещичьих и крестьянских земель. Общая тенденция состояла в неуклонном уменьшении среднего надела на двор у всех категорий крестьянства. Для всего пореформенного времени был характерен быстрый рост крестьянского населения, который обострил проблему землеобеспеченности. Так, в Козловском уезде по данным 1877 г. насчитывалось 33 238 дворов, а в 1905 г. – 48 752; в Тамбовском уезде – соответственно 37 510 и 59 429; в Борисоглебском уезде – 30 574 и 44 883; в Моршанском – 29 161 и 38 962; в Липецком – 16 084 и 25 73711 и т.д. Всего же в Тамбовской губернии в период с 1877 по 1905 гг. число крестьянских дворов выросло в 1,5 раза с 281 055 до 405 95312 [26].

Система арендных отношений в России имела немало интересных сторон. При господствующей трехпольной системе хозяйства с трехлетним севооборотом следовало бы предполагать, что аренды заключаются не менее, как на три года, но практически во всех уездах Тамбовской губернии [27] , при обследовании частного землевладения регистрировалось не малое число аренд имений или их частей только на один год. Годовые аренды, скорее всего, говорили о некотором постоянстве собственников, привыкших отдавать земли в более или менее продолжительное время. Земля в этих случаях отдавалась не отдельными десятинами многим съемщикам, а малыми и крупными участками в одни руки. Как правило, землевладелец заключал «словесный или письменный договор с арендатором в условном смысле на один год. По истечении каждого года арендный договор терял силу, однако мог возобновиться по желанию нанимателя» [28].

В условиях кризиса сельского хозяйства аренда являлась для помещика важным средством поддержания положительного баланса бюджета имения. Аренда привлекала минимальные затраты труда на улучшение хозяйства, содержания большого штата управляющих, постоянных инвестиций в производство. Для некоторых управляющих сдача земли в аренду превратилась в основную сферу приложения труда в экономии. Так, управляющий гг. Дурманиных Гундриков предпочитал, «не гоняясь за журавлями в небе, крепко держать в руках синицу». Дурманинские мужики «по его милости сидели на малом наделе. Кругом их окружали господские земли». Гундриков справедливо полагает, что при таких условиях интенсивное хозяйство излишне. Оно требует затрат и лучших климатических условий. «Вместо этого баснословно дешевым трудом он возделывает трехполку» [29].

Другой тамбовский владелец, отвечая на вопрос земского корреспондента о практиковавшемся в его хозяйстве способе обработки земли, отмечал отсутствие малейшей альтернативы арендным раздачам. Грунт его земли требовал постоянного удобрения, а «следовательно разведения скотоводства», что из-за небольших площадей имения (230 десятин) и их неудобного расположения «исполнить не представляется выгоды». Почему хозяйство у этого помещика велось следующим образом. «Земля пахотная раздается соседним крестьянам для посева, а затем остальная, или оставшаяся нерозданная при недаче съемщиками показанной выше цены, а гораздо дешевле, – засевается самим, для чего на случай всегда имеются в готовности семена и подготовляется самая земля с осени; если приготовленная земля сдается, с нанимающего получаются израсходованные деньги». Таким образом, владелец засевает только ту часть площади, которую не удалось сдать крестьянам.

Владелец Алешковской волости купец Е. И. Федоров шел дальше. Он жаловался на то, что «обработка не оправдывает посева», т. е. что валковый доход не соответствует расходам производства. Поразмыслив над своими перспективами, Федоров совершенно прекратил собственную запашку, а всю землю, 978 десятин ежегодно раздал крестьянам, не оставляя даже пара. «Мы часто не делаем пара, – говорит он, – потому что пришлось бы два года деньги за землю ждать, а за яровое получаешь сейчас, хотя много подешевле» [30].

Таким образом, аренда помещичьей земли имела для владельцев немало положительных сторон. Для многих она была единственным средством увеличить доходность своего имения.

Бессрочные аренды – частный случай практики использования помещичьей земли. В Тамбовской губернии такими арендаторами становились в основном родственники помещика или целые крестьянские сообщества, бравшие землю в имении на всю общину [31]. Землевладельцы не всегда спешили заключать коллективные договоры с крестьянами, которые не редко задерживали плату за землю, а потому часто отрабатывали долг полевыми работами. Однако наблюдения земских статистиков показывали, что аренда земли целыми селениями «бывает иногда самой долгосрочной, потому что арендаторы, постоянные соседи имения, очень в угодьях его нуждающиеся и работающие в этих селениях». Так, в обширном имении П. А. Строгонова, в котором по исследованию 1889 года, имелось свыше 24 тыс. десятин. 17 тыс. (70,8%) находилось в арендном пользовании, причем 10590 (58,8%) десятин земли «главным образом пахотной трехпольной, частью залежной и луговой раздаются ежегодно местным крестьянам на 1 год по средней арендной цене в 6-7 рублей за десятину».

Общим местом в договорах землевладельцев с арендаторами является установка на возделывание пашни по трехпольной системе. Обработка почвы и произведение посевов производилась согласно желаниям арендаторов, но нередко давалась оговорка относительно посадок масленичных растений, преимущественно подсолнечника. Иногда арендатор вовсе не имеет права производить такие посевы, иногда он получал свое разрешение, но с ограничениями.

Посадка таких масленичных была чрезвычайно выгодным занятием для крестьянства, охотно засевающих ими свою пашню, но «землевладельцы признавали последние особенно истощающими почвы и поэтому неограниченного посева означенных растений не допускают». Однако иногда это оговаривается в условиях, что, зависело скорее от того, кому земля сдавалась и насколько она была годна для технических культур.

В некоторых арендных договорах допускались частичные ограничения относительно этих растений. Наиболее часто масленичные посевы допускались «на одну половину ярового поля, или на какую-нибудь незначительную часть». По договорам арендаторам разрешалось засевать четвертую часть ярового поля подсолнечником, но с условием, чтобы головки стеблей растения оставлялись на пашне, а потом запахивались.

Такие ограничения полностью оправдывали себя. Цель крестьянина, берущего землю в аренду, состоит в том, чтобы в течение отведенного срока аренды, «сколько возможно больше вынуть из чужой земли, вложив туда как можно меньше» Особенно страдали владельцы, которые отдавали свою землю крестьянам на один год. «Понятное дело, – отмечали земские корреспонденты, – что крестьянин не улучшит чужую землю, которую держит одно только лето; не его дело сохранить в ней урожайность, напротив его прямая выгода требует истощить ее как можно больше. Но если она истощается, если «чистейшие свойства ее ухудшаются при таком порядке, чего мы, конечно, оспаривать не можем, то естественно, ценность ее падает, несмотря на то, что арендный доход увеличивается» [32].

Дополнительной заботой о плодородии почвы объясняются и другие требования к арендаторам. В конце XIX в. постепенное истощение плодородия почвы заставляла владельцев искать способы удобрения земли. Зная об отсутствии культуры рационального земледелия у крестьян-арендаторов, владельцы часто обязывали их «ежегодно вывозить навоз на какую-нибудь часть парового поля».

Одна из причин, стимулирующих помещиков к активным арендным раздачам на однолетнее содержание, скрывалась в отсутствии четко выработанных норм счетоводства в экономиях. Большинство тамбовских имений вели «только приходно-расходные книги, куда до мелочей записывается каждый гарнц, каждая копейка, но самое важное, откуда все это берется, упускается из виду; вследствие чего владелец не в состоянии дать себе отчет, какой доход дала ему каждая отрасль хозяйства, например полеводство».

Важной альтернативой предпринимательскому быту владельца являлось расставание с сельской жизнью помещика и переезд в город. В пореформенное время этот путь выбрали многие землевладельцы Тамбовской губернии. Смена места жительства вносил много новых вещей в повседневность вчерашних владельцев. В условиях крепостного права вопросы перемены сферы деятельности не стояли так остро перед дворянами. Они сами занимались имением, «потому что с одной стороны хозяйство в его рутинной форме при крепостном труде требовало так мало знаний, труда и оборотного капитала, что требовалось лишь пользоваться доходами, с другой – пребывание в деревне при тогдашней жизни и не побуждали землевладельца искать дополнительные доходы на государственной и общественной или частной службе».

Отмена крепостного права, безусловно, стимулировала решительность дворян на смену образа жизни, сферы деятельности, окружения. Работа в селе «сделалась трудной, неприятной, а государственная служба потребовала столько сил и открыла такую перспективу почетных наград и денежного вознаграждения, что нужны были особенные нравственные силы, которые могли удержать земледельцев в деревне [33].

В городе часть дворянства идет в чиновничество. «Продал я жене надворного советника Елисавете Григорьевне Волконской имение мое, – сообщал в феврале 1862 года граф Г. Кушелев-Безбородко своему доверенному лицу, – состоящее Тамбовской губернии Борисоглебского уезда, из сел Павловского и Малых Алабух и деревень Григорьевки, Александровки, Никольской и Таловой, со всеми постройками и наличностью, какие окажутся в оном имении, конными и овечьими заводами». Данная сделка означало полное расставание с богатым имением, выбор урбанизированного стиля и ритма жизни.

Отсутствие гарантированного успеха в деле создания рентабельных хозяйств не составлял выбора и другим тамбовским помещикам. Одному из них – известному общественному деятелю Тамбовской губернии Андриевскому, получив в наследство огромное владение, сразу пришлось выбирать между «поручением ведения дел по хозяйству управляющему» и самостоятельным занятиям хозяйством. Его дальнейшая карьера в Петербурге рисовалась вполне ясно: «Лет через 10-15 комфортабельной, приятной и интересной жизни – действительный статский советник с соответствующими орденами и лентами и прочно обосновавшимся геморроем». Что касается грядущих результатов занятий сельским хозяйством, то они представлялись далеко не такими радужными. Не было опыта ведения дел, желания заниматься имением. Несмотря на это Андриевский выбрал деревню.

Если расставание со своим хозяйством помещики еще могли пережить, то разрыв с родовым бытом имел для них куда более серьезное значение. В психологии дворянства хозяйство стояло всегда на втором плане. Данный феномен отчетливо уловили иностранцы. В 1880-х гг. путешественник Леруа-Болью свидетельствовал: «Здесь никогда не было такой, как на Западе, связи между дворянством и землей. В отличие от остальной Европы, здешнее дворянство не отождествляет себя ни с почвой, ни с местностью. Имена дворян никак не связаны с названиями их поместий или близлежащего района, как они связаны в немецком и французском языках приставками von и de… [В России] нет ничего похожего на гордые дома европейской аристократии, наследницы феодализма; нет ничего сходного с этими средневековыми замками, столь прочно и основательно вросшими в почву, столь надменно напоминающими о могуществе семей, твердыней которых они были когда-то. Кажется, что дама – русская природа воспротивилась созданию таких замков, для которых здесь нет ни подходящих мест, ни материалов – ни скалистых гор, на вершине которых могли бы возвышаться эти семейные крепости, ни камня, из которого их можно было бы построить. Деревянный дом, так часто сгорающий дотла, так быстро уничтожаемый жучками-древоточцами, так легко переносимый с места на место и поддающийся любой перестройке, является подходящим символом русской жизни; жилища сами по себе свидетельствуют о непрочности положения аристократии» [34].

Часто переезд в город не заканчивался ни чем хорошим. Продав свое имение, и не нейдя себя в условиях быстро растущих городов, помещики тратили последние средства и просто нищенствовали. Мемуарная литература сохранила воспоминания о таких горе-переселенцах.

Описывая Москву конца XIX века, Владимир Гиляровский отразил настоящее ряда тамбовских владельцев. В город они попали еще в семидесятых годах XIX века, доживая свои годы на остатки выкупных, полученных за «освобожденных» крестьян. Они находились в «оригинальных» квартирах – с узенькими, вроде тоннеля, коридорчиками, со специфическим «нумерным» запахом. «Коридорные беспрерывно неслышными шагами бегали с плохо луженными и нечищеными самоварами в облаках пара, с угаром, в номера и обратно... В неслышной, благодаря требованию хозяина, мягкой обуви, в их своеобразной лакейской ловкости движений еще чувствовался пережиток типичных, растленных нравственно и физически, но по лакейской части весьма работоспособных, верных холопов прежней помещичьей дворни».

В сущности, описываемые Гиляровским типы помещиков являлись ни чем иным, как умирающей в городской обстановке помещичьей степной усадьбы Тамбовской губернии.

Некоторые помещики в погоне за безусловной прибылью шли на сомнительные сделки и становились жертвой шантажа [35]. В пореформенное время данные случаи были настолько часты, что попадали в учебники по криминалистике. Большинство владельцев велось на незнании элементарных правил коммерции и своей доверчивости. Для расширения своего дела им, как правило, необходимо было достать дополнительные деньги, для чего необходимо было свое имение или свою торговлю. В условиях пореформенного времени кредитные операции пользовалось определенной популярностью у владельцев. Вырученный капитал чаще всего вкладывался в торговлю и промышленность, где приносил куда большую прибыль, чем в сельском хозяйстве. Однако именно здесь помещиков и подстерегало несчастье. «В одно прекрасное время к владельцу, нуждающемуся в деньгах, является прилично одетый еврей и заявляет о том, что он слышал: якобы ему необходимы деньги под залог имения и предлагал ему более выгодную комбинацию без заклада имущества и всякого риска» [36] . Естественно, данное предложение оказывается обманом, но возбудить преследование потерпевший не спешил, потому что «не хочет опозорить себя» [37].

Лишь немногие владельцы смогли эффективно сопротивляться кризису. В пореформенное время модернизации тамбовские имения в большей части затрагивало земледельческое производство – основу экономики помещичьего хозяйства. Недостаточный уровень ликвидности сельскохозяйственного производства в пореформенное время заставлял помещиков интенсифицировать свои имения. Тамбовские владельцы стремились создать замкнутый тип экономики владения с полным циклом получения продукта. В области растениеводства помещики переходили к разведению своего посадочного материала, стремились обеспечить себя тягловой силой, интенсифицировать производство. Сахарная промышленность, винокурение, мельничное дело повышали доходность владений, нивелируя силу экономических издержек по продаже сырья.

Развитие новых отраслей не только повышало рентабельность экономий, но и определяло экономическую, социальную и культурную динамику российской провинции. На работу в имения приходили тысячи работников по найму, а заработанные у помещика деньги, помимо решения бытовых проблем, шли на расширение запашки и повышение культуры землепользования. Необходимость развития хозяйственного сектора в частных владениях направлял целый комплекс экономических причин.

Показательна история Земетчинского имения Долгоруких в Тамбовской губернии. В течение 25 лет после Отмены крепостного права основную часть земли в экономии сдавали в аренду, преимущественно испольно соседним с имением крестьянам. Однако такая система ничего владельцу не приносила, «кроме огорчения, даже расходы по ведению самого хозяйства не оправдывались». И уже в 80-х годах было принято решение перевести экономику владения на капиталистические формы и методы эксплуатации. На всех хуторах имения была принята многопольная система хозяйства с многочисленными севооборотами. Территории капиталистически преуспевших экономий сильно видоизменялись, здесь появлялась новая инфраструктура, значительное количество пришлых работников.

Для повышения доходной части владения помещики шли на отраслевую специализацию по наиболее прибыльным отраслям. Для своего владения кн. Н Васильчиков четко определил: в имении выращиваются только те культуры, которые приносят доход. Своего управляющего он настраивал на максимальное извлечение прибыли: «Продать только тот хлеб, который пользуется спросом на рынке. Из озимых – это рожь, из яровых – гирка». Другое требование включало в себя установку на использование в поместье природосберегающих технологий. Для защиты полей от заноса их песком предлагалось увеличить посадки лесных насаждений для повышения доходности садовой зоны.

Подчинение требованиям капитализма, необходимость привлечения специалистов разных профессий и квалификации формировало в хозяйствах помещиков особую инфраструктуру. Символом эпохи было появление в непосредственной близи от помещичьего имения экономических поселков, массива жилья для вольнонаемных работников. Некоторые владения экономически активных владельцев были переданы под дома, конторы для служащих, как это произошло, например, с усадебным домом в Новопокровском имении гр. А. В. Орлова-Давыдова, другие перестраивались согласно духу времени.

Типичный пример экстерьера частного имения экономически активного владельца – Земетчинское владение семьи Долгоруких. На каждом хуторе экономии стояли дорогостоящие постройки: дом управляющего, казарма, квартиры служащих, конюшня, воловня, коровник, магазины, амбары, снарядные сараи, мастерские, будки для весов и колодцы. На усадьбе при главном управлении было устроено шесть квартир служащих, контора, конюшня, каретный сарай, скотные сараи, магазин, амбар, кузница. При софьинском хуторе имелась владельческая усадьба с дворцом, службами, оранжереей, садом и парком. Там же недалеко – каменная больница, дом доктора и разные службы. Особое место в имении, его производственный центр – сахарный завод со всеми постройками, службами и квартирами служащих. К заводу владельцем была проведена своя ветка железной дороги.

Масштабы внедрения передовых технологий в помещичьих имениях Тамбовской губернии преувеличивать не стоит. Даже в начале ХХ века перестройка частных владений на капиталистический лад была не закончена. В работе Е. Хмель, посвященной рациональному природопользованию в крупных экономиях Тамбовщины, однозначно показан очаговый, недостаточный характер приложения новаций в сельскохозяйственном производстве. Исследование позволило выявить всего лишь 34 из 379 имений, «в которых реально применялись интенсивные приемы в сельскохозяйственном производстве» (учитывались 16 показателей производственной рационализации). Из них два хозяйства (владелец А. К. Бенкендорф, Сосновка Моршанского уезда; П. С. Строганов, Знаменское – Кариан Тамбовского уезда) приступили к комплексному внедрению приемов рационального природопользования, которое охватило все сферы сельскохозяйственного производства, включая дополнительные отрасли и переработку. В 7 владениях применялось более половины элементов природопользования (А. Н. Сатина, Гавриловка Кирсановского уезда; JI. H. Ульрих, Ново-Никольское Козловского уезда; В. А. Пашков, Матчерка Моршанского уезда; О. П. Долгорукая, Земетчино Моршанского уезда; Чертков Г. А., Таракса Тамбовского уезда; А. К. Болдырева, Воронцовка Тамбовского уезда; Петрово-Соловово, Мосоловское Тамбовского уезда). Наконец, 25 хозяйств использовали единичные элементы, что свидетельствовало о начальном этапе перехода к интенсивным технологиям эксплуатации природных ресурсов.

В заключение следует осветить еще один важный, но малоизученный в историографии сюжет – дворянское промышленное предпринимательство и его роль в развитии хозяйственной деятельности помещиков. Рассмотрение данных вопросов имеет особое значение. В какой-то мере развитие дворянской промышленности характеризует уровень интенсификации сельскохозяйственных экономий, так как в большинстве случаев фабричные объекты располагались на территории дворянских имений и перерабатывали производящуюся на их территории продукцию.

Росту и развитию промышленности дворян способствовали с одной стороны, правительственные привилегии, с другой – широкие материальные возможности дворянской элиты и бесплатный труд крепостных. Дворяне, в особенности владельцы крупных сельскохозяйственных экономий, не упускали возможности приобщиться к промышленной деятельности, становились владельцами суконных, свеклосахарных, винокуренных заводов, мелких, кустарных и иных заведений.

Специфику промышленной деятельности высшего сословия после 1861 года наиболее емко раскрывает предпринимательская деятельность дворянства в Центрально-Черноземном регионе. Именно здесь высшее сословие понесло наибольший урон и вынуждено было предпринять существенные усилия для восстановления экономического положения. Повышение благосостояния в регионе происходило, в том числе, и при помощи развития перерабатывающих предприятий.

Мы постараемся выявить имущественное положение местных дворянских предпринимателей, отраслевую специфику принадлежащих им предприятий, сравнить дворянскую промышленность региона с данными о промышленных заведениях других сословий черноземных фабрикантов.

Итак, в пореформенное время, дворяне Центрального Черноземья продолжали оставаться одними из самых главных земельных владельцев региона, объединяя в совокупности до 30 % местного земельного фонда [38] . Массовое обезземеливание черноземного дворянства после 1861 года, хотя и отражало сложность и неоднозначность его положения после эмансипации, однако утрата дворянской собственности одновременно оптимизировала положение сословия, служила фактором выделения в их среде наиболее способных владельцев. Предпринимательская деятельность для последних становилась одним из важнейших способов удовлетворения значительных личных потребностей, бывших у дворянства частью сословного престижа.

Согласно данным Переписи промышленных предприятий 1908 года [39] высшее сословие сосредоточивало в своей собственности абсолютное большинство цензовых заводских заведений, было лидером по производительности, энергооснащенности черноземных фабрик и аккумулировало большинство местных рабочих. Второй по представительности категорией владельцев являлись купцы. Сравнение основных показателей промышленного производства у двух сословий (Таблица 4) показывает более чем 60 % превосходство дворянских фабрик в категории «производительность» и почти вдвое большее использование людского труда.

Таблица 4 Распределение предприятий Центрального Черноземья по сословиям владельцев

Отметим, что данная информация не согласуется с тезисами известного специалиста в области дореволюционного предпринимательства М. К. Шацилло, определявшего купечество первым сословием в деловой буржуазии Черноземья [40].

Обращаясь к отраслевой специфике развития дворянских фабрик и заводов, можно отметить лидерство высшего сословия в определенных сферах промышленного производства (Таблица 5).

Таблица 5 Распределение фабрик и заводов Центрального Черноземья по отраслям производства

Тесная связь дворянства с перерабатывающими сельскохозяйственными предприятиями становится еще более отчетливой, если рассмотреть распределение принадлежащих им фабрик и заводов в отношении конкретных производств. Согласно данным источника, большинство дворян-предпринимателей являлись владельцами промышленных предприятий в сахарном, мукомольном и винокуренном производствах. Причем, если количество дворянских мельниц было равно купеческим (30 и 30), то абсолютно всеми сахарными предприятиями региона владело именно высшее сословие. Схожая ситуация наблюдалась и в винокуренном промысле, где высшему сословию принадлежало до 70% предприятий.

Таким образом, дворянство Центрального Черноземья занимало исключительно сильные позиции в обработке аграрной продукции. По всей вероятности свое влияние на данную закономерность оказывал сельскохозяйственный характер производства в дворянских имениях и убытки реализации некоторых зерновых на российском рынке. Последнее заставляло расставлять приоритеты в сельскохозяйственной деятельности и отказаться от возделывания культур, спрос на которые был ничтожен в условиях аграрного кризиса.

О том же свидетельствует и материал Таблицы 6.

Таблица 6 Распределение дворянских фабрик по городским и сельским

Одной из характерных черт дворянской промышленности Черноземья явилось преобладание владельцев мелких и средних промышленных предприятий. По материалам переписи до 75% дворянских заведений представляли собой небольшие фабрики и заводики, на которых трудилось не более 50 человек. Таким образом, с учетом отраслевой специфики предприятий, можно сказать, что «благородный» предприниматель Черноземья представлял собой тип владельца небольшого промышленного заведения, ориентированного на обработку сельскохозяйственной продукции.

Вместе с тем, дворяне присутствовали среди владельцев и крупных производств. Из 29 промышленных заведений Черноземья, численность рабочих которых превышала 1000 человек, 23 предприятия принадлежали именно дворянскому сословию.

Сильные позиции дворянства в крупном производстве достаточно естественны, если учесть те существенные капиталы, которыми традиционно обладали российские дворяне. Но нельзя не отметить и то, что именно дворяне сумели построить самое эффективное в Черноземье производство. В пользу этого говорит наибольший процент энергооснащенности дворянских заводов (57%) и существенная корреляция их промышленных заведений с железными дорогами.

Обращает на себя внимание и значительная доля дворян (около 35%), занятых в коллективных формах организации торгово-промышленной деятельности [41]. По мнению авторитетного исследователя российского дворянства А. К. Корелина, дворяне в силу своего социального положения, воспитания и традиций не были склонны к личному участию в торгово-промышленной жизни, охотно вступали в те формы бизнеса, ведение которых облегчалось присутствием опытных коллег [42]. Однако вхождение в союзы, давало не только это преимущество. Объединения дворянства в акционерные общества и компании одновременно означало объединение капиталов, расширение производства и реализацию крупных инвестиционных проектов. По всей видимости, для части дворянства последнее имело первенствующее значение, ведь именно дворянство владело большинством крупнейших промышленных объектов Черноземья.

В завершении рассмотрения промышленных занятий высшего сословия, обобщим материал по основным характеристикам дворянского промышленного предпринимательства начала ХХ века. Большую часть дворянских фабрикантов составляли помещики, не порвавшие связь с сельским хозяйством и на основе уже имеющихся ресурсов и знаний продолжившие дальнейшую интенсификацию производства, переходя от простого производства аграрной продукции к ее промышленной переработке на месте. Уровень их производства был высок. Именно дворяне смогли построить самые крупные и технологичные предприятия в Черноземье. При этом не все они предпочитали личное участие в бизнесе. Меньшая, но наиболее активная часть высшего сословия отдавала приоритет коллективным способам получения дохода. В совокупности приведенный материал свидетельствует о явном шаге вперед в процессе социальной трансформации дворянства, его перестройки, согласно капиталистическим реалиям.

Таким образом, анализ моделей экономической трансформации дворянства в пореформенный период свидетельствует о многовариантности этого процесса. Большинство выбирает отработочную модель сельскохозяйственных занятий, практикует консервативные методы хозяйствования. Меньшая, экономически активная часть сословия, выбирает интенсивные формы ведения дел, продуманную стратегию аграрного бизнеса.

ПРИМЕЧАНИЯ

4. Миронов, Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII-начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. – Санкт-Петербург : Дм. Буланин, 1999. – Т. 1. – 548 с.

5. Дядиченко, А., Чермак, Л. Статистический справочник / А. Дядиченко, Л. Чермак. – Санкт-Петербург : Земля и воля, 1906. - Вып. 1 : Население и землевладение России по губерниям и сравнительные данные по некоторым европейским государствам. – 1906. – 65 с.

6. Анфимов, А. М. Крупное помещичье хозяйство Европейской России. Конец XIX - начало XX века. – Там же. – С. 41.

7. Анфимов, А. М. Крупное помещичье хозяйство Европейской России. Конец XIX - начало XX века. – Там же. – С. 41.

8. Баринова, Е. П. Российское дворянство в начале XX века: экономический статус и социокультурный облик. – Москва : РОССПЭН, 2008. – С. 46

9. Беккер, С. Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилеrии последнеrо периода императорской России. – Москва : Новое литературное обозрение (Historia Rossica), 2004. – С. 53.

10. Шаповалов, В. А. Поместное дворянство Европейской России в 50-90-е гг. ХIХ века (по материалам центрально-черноземных губерний) : монография / В.А. Шаповалов. – Белгород : ИД «Белгород» НИУ «БелГУ», 2014. – С. 121.

11. Беккер, С. Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилеrии последнеrо периода императорской России. – Москва : Новое литературное обозрение (Historia Rossica), 2004. – С. 23

12. Беккер, С. Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилеrии последнеrо периода императорской России. – Москва : Новое литературное обозрение (Historia Rossica), 2004. – С. 67-68

13. Терпигорев, С. Н. Оскудение. – Москва : Книга по Требованию, 2012. – Том 1 : Отцы "благородные". – С. 14.

14. Анфимов, А. М. Крупное помещичье хозяйство Европейской России. Конец XIX - начало XX века. – Там же. – С. 27. 91.

15. Семенов, Н. П. Наше дворянство. – Санкт-Петербург : 1898. – С. 14.

16. Минарик, Л. П. Экономическая характеристика крупнейших земельных собственников России конца ХIX – начала ХХ в. – Москва : Наука, 1971. – С. 63.

17. Минарик, Л. П. Экономическая характеристика крупнейших земельных собственников России конца ХIX – начала ХХ в. – Москва : Наука, 1971. – С. 75.

18. Миронов, Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII-начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. – Санкт-Петербург : Дм. Буланин, 1999. – Т. 1. – С. 96.

19. Беккер, С. Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилеrии последнеrо периода императорской России. – Москва : Новое литературное обозрение (Historia Rossica), 2004. – С. 58.

20. Трансформация провинциальной повседневности в условиях модернизационного развития России во второй половине XIX - начале XX вв. / В.В. Бычковский, Е.П. Вьюнник, Е.Н. Меньшикова, И.Г. Оноприенко ; Отв.ред., предисл. В.А. Шаповалов ; Отв.ред. И.Т. Шатохин . – Белгород : Везелица, 2011 . – С. 26.

21. Семенов, Н. П. Наше дворянство. – Санкт-Петербург : 1898. – С. 38.

22. Семенов, Н. П. Наше дворянство. – Санкт-Петербург : 1898. – С. 14.

23. Витте, С. Ю. Воспоминания. – Ленинград : Государственное издательство, 1924. – Т. 1. – 504 с.

24. Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. В 24 т. Т. 19. Частное землевладение Тамбовского уезда. – Тамбов : Изд. Тамбовского губернского земства, 1894. – С. 14.

25. Беккер, С. Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилеrии последнеrо периода императорской России. – Москва : Новое литературное обозрение (Historia Rossica), 2004. – С. 66.

26. Есиков, С. А., Шмарин, В. Н. Е8 3 Динамика частного крестьянского землевладения в Тамбовской губернии в конце ХIХ – начале ХХ веков / С. А. Есиков, В. Н. Шмарин. – Тамбов : Изд-во Тамб. гос. техн. ун-та, 2005. – 20 с.

27. Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. В 24 т. Т. 19. Частное землевладение Тамбовского уезда. – Тамбов : Изд. Тамбовского губернского земства, 1894. – С. 20.

28. Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. В 24 т. Т. 19. Частное землевладение Тамбовского уезда. – Тамбов : Изд. Тамбовского губернского земства, 1894. – С. 20.

29. Эртель, А. И. Записки степняка. – Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1958.

30. Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии : отдел хозяйственной статистики. В 24 т. Т. 1. Борисоглебский уезд. – Тамбов : Изд. Тамбовского губернского земства, 1880. – С. 57.

31. Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. В 24 т. Т. 19. Частное землевладение Тамбовского уезда. – Тамбов : Изд. Тамбовского губернского земства, 1894. – С. 22.

32. Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии : отдел хозяйственной статистики. В 24 т. Т. 1. Борисоглебский уезд. – Тамбов : Изд. Тамбовского губернского земства, 1880. – С. 59

33. Стебут, А. И. О мерах для подготовления хороших управляющих имениях: Докл. Моск. общ. сел. хоз-ва д. чл. И. А. Стебута. – Москва : Тип. Грачева и К°,1873. – С. 2.

34. Беккер, С. Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилеrии последнеrо периода императорской России. – Москва : Новое литературное обозрение (Historia Rossica), 2004. – С. 48.

35. Фон Ланге В. В. Преступный мир. Воспоминания сыщика. – Москва : Саламандра, 2013 – С. 49.

36. Фон Ланге В. В. Преступный мир. Воспоминания сыщика. – Москва : Саламандра, 2013 – С. 49.

37. Фон Ланге В. В. Преступный мир. Воспоминания сыщика. – Москва : Саламандра, 2013 – С. 55.

38. Анфимов, А. М. Крупное помещичье хозяйство Европейской России (конец XIX-начале ХХ века). – Москва: Наука, 1969. – С. 255.

39. Список фабрик и заводов Российской империи за 1908 г./ под редакцией В. Е. Варзера – Санкт-Петербург, 1912.

40. Шацилло, М. К. Социальный состав буржуазии в России в конце XIX века. – Москва: Институт российской истории РАН, 2004. – С. 126.

41. Из 164 предприятий, находящихся в коллективной собственности на территории Черноземья, 57 управлялись при посредничестве дворянства.

42. Корелин, А. П. Дворянство в пореформенной России. 1861 - 1904 гг. Состав, численность, корпоративная организация. – Москва: Наука, 1979. – С. 118.